Боль и горечь целого народа –
Ни лошадей привычных, ни телег!
Чеченцы под конвоем пешим ходом
Ногами топчут полужидкий снег.
К собратьям горцы согнаны на плоскость;
Тревожный шёпот: «Нас везут в Сибирь!»
К востоку рельсы тянутся полоской,
Для поездов они – как поводырь.
А в гуще вереницы арестантов
Мы видим женщин, стариков, детей.
Отныне нет им никаких гарантий
От голода, болезней и смертей.
Власть предала их, наказала строго
(В политике не редкость грубый кнут).
Десятки тысяч сгинут по дороге,
Другие позже от тоски умрут.
Чеченцы – это первенцы Кавказа;
И мужество, и честь родной земли…
Вам суждено свой дом покинуть разом
И с жуткой болью выживать вдали.
Униженной Отчизны скорбный голос
Вам будет слышен все тринадцать лет,
Хотя без вас взойдёт на нивах колос
И будет Солнцем этот край согрет.
Уйдёт эпоха (время скоротечно),
И зло с тех пор не раз потерпит крах,
А кости братьев и сестёр навечно
Останутся в заснеженных степях.
Вернётесь вы в родимые просторы,
И всё придётся начинать «с нуля».
Ну а пока безмолвны ваши горы,
Трагичны и безжизненны поля.
Пространства, припорошенные снегом,
Под лёгким льдом в ручьях бежит вода…
И нет иных гражданских привилегий,
А только унижений череда.
В ручную кладь вмещается немного;
Людей страшит неведомый маршрут.
У станции – железная дорога,
Отсюда эшелоны вдаль уйдут.
А снег, подтаяв, стал бесцветной жижей,
С утра селенья превратились в глушь…
В пункт назначенья вместе, без престижа,
Отправятся чеченец и ингуш.
Взывают вопли к палачам: «Не троньте!
Вы чьей-то клеветой ослеплены.
Ведь наши сыновья сейчас на фронте
Победу добывают для страны.
Мы стали жертвой чьих-то злобных козней.
За что нам в душу делают плевок?»
Толпу, как скот какой-то, гонят в Грозный –
Солдатам важно уложиться в срок.
К спокойной жизни больше нет возврата:
Раз выпал жребий – сожжены мосты...
Послышалась стрельба из автоматов
В высокогорной местности Майсты.
Расстреляны и сброшены с обрыва.
И этот офицер НКВД
Навряд ли век свой проживёт счастливо –
Убийце нет прощения нигде!
Преступников настигнет Божья кара –
Они циничны, злобны лишь сейчас.
Проклятье им за эти все кошмары
И за страдания безвинных масс!
Жестокостей бесчеловечных степень
Февральским днём отметилась в горах –
Тела и судьбы превратились в пепел
И в память под названием «Хайбах».
Зато в живых оставшимся чеченцам,
Которых миновал тогда расстрел,
Навязан статус – «спецпереселенцы» –
Бесправный унизительный удел!
Итак, всех погрузили в эшелоны,
И взоры помрачнели от тоски…
Не прячась, громко, заглушая стоны,
Внезапно зарыдали старики.
В их душах накопились дым и копоть;
Не раз сражались вскачь и на ходу.
Имея в жизни мужественный опыт,
Почуяли великую беду.
Парней жалеют старцы и старухи:
По юности ударит злая власть!
Найдут ли молодые силу духа?
Сумеют ли перебороть напасть?
Утешить как-то пожилых желая,
Поняв, быть может, их души надрыв,
В мгновенье молодёжь разудалая
Сообразила песенный мотив.
Простой напев, и нет в нём слабой дрожи,
И тягот не чураются сердца…
Хотя безвестность каждого тревожит,
Он выстоять настроен до конца.
«Куда бы ни попал ты, – пелось в песне,
Куда бы ни ушёл от этих гор,
Почувствуй, раб Аллаха, повсеместно
Божественный и милосердный взор!
Мы нашей верой вскормленные люди!
Пускай в наш край сейчас пришла беда,
Нам нужно знать, что с нами Бог повсюду –
Господь нас не покинет никогда!»
И тут же перестали старцы охать,
Узнав ответ на свой немой вопрос…
И только снизу доносился грохот
Холодных и безжалостных колёс.